Ломкие птичьи лапки тонкий воробьиный скелетик кажется, наши тела такие же хрупкие даже странно что нас не сминает огромный воздух Когда ночь выползает из-под земли и твоё дыхание затихает я очень боюсь, что ты вдохнешь комок темноты и захлебнешься у сна тяжелая поступь это лошади скачут ломая грудную клетку зеленому полю
приснилось, что сворачиваю в узкий сумрачный переулок. фасады домов украшены причудливой лепниной, каменными головами странных существ, гримасничающими лицами. каменные глаза следят за мной. потом лепнина приходит в движение. растения пускаются в рост, раскрываются каменные бутоны, отрастают новые листья, спускаются к самому тротуару длинные лианы. шевелятся губы существ, что-то неслышно шепчут. но меня не это волнует, а непонятная уверенность в том, что я теперь буду идти по таким переулкам до конца жизни и никогда уже не смогу выйти на широкое солнечное пространство. проснулась от отчаяния.
Я и раньше знала эту семейную историю, но почему-то думала, что всё это происходило где-то на Белом море. И мне было невдомек, что такая географическая подмена перечеркивает саму возможность моего будущего появления на свет. А тут внезапно всплыло, что море на самом деле было не Белое, а Черное. В 48-ом году мой дед Владимир служил в Севастополе. Вместе с сотоварищами тралил оставшиеся после войны минные заграждения. И всё было хорошо почти до конца дедовой службы. А потом их тральщик подорвался на мине. Весь экипаж погиб, а дед единственный выжил. Как - никто не знает, разве что дельфины с медузами. Последнее, что он помнил, был взрыв, потом провал и чернота, а дальше уже госпиталь. Тем не менее во время этой черноты он выплыл на берег. И там его, без сознания, рано утром нашла женщина. По законам индийского кино это должна была быть моя бабушка. Но у советской реальности иные законы, так что женщина была другая, имени ее семейная память не сохранила. С бабушкой дед познакомился чуть раньше, когда ездил на побывку к родственнику в Апшеронск. Сам он вообще-то был из Читы, но поскольку рано остался сиротой, то в Читу ехать было не к кому, да и ближе было до Апшеронска. Итак, неизвестная женщина нашла моего деда и он оказался в госпитале. Была глубокая осень, поэтому долгое плавание в море, пусть даже Черном, не прошло бесследно - все было застужено. Лежал он долго. Согласно преданию, в госпитале дед сделал свое первое изобретение. Ага. Какую-то мелкую штуку придумал для врачей, которой им не хватало и они всё время жаловались. Я уже не помню что именно. Но они как будто очень благодарны были и поэтому лечили его с утроенным энтузиазмом. Он, вообще-то, всю жизнь изобретал всякие штуки и внедрял их на работе. А уже в 90-е несколько каких-то странных приборчиков даже запатентовал. А бабушка, с тех пор как он из Апшеронска уехал, времени даром не теряла. Она периодически слала деду письма и фотокарточки. Письма были короткие, зато фотокарточки очень красноречивые. Ну потому что бабушка числилась в Апшеронске среди первых красавиц. А чтобы лучше действовало, она еще снабжала фотокарточки разными душещипательными подписями. Я парочку этих карточек видела. "Может быть мои глаза напомнят тебе о тех чудесных днях и т.д. и т.д." Метод хорошо работал - дедушка не только на бабушке женился, но и любил её прямо-таки роковой любовью многие годы после того. Почти что всю жизнь. А вот бабушка через 15 лет после знакомства его взяла, да и бросила… Но это уже другая история.
свет ловили голыми руками сетями - глубокое солнце.
потянуло холодком на рассвете серым волглым холодком по подушке словно только что уходили и оставили открытыми двери.
...тополиный пух бежит из города толкается в теплом ветре ловлю его на поцелуи. запутываю в волосах. надеюсь частым дыханием обмелить беспросветный воздух.
* День переломился пополам. Плодолистик лопнул по углам.
Покатились бусины по полу. Образы резинок и заколок, Броши, буквы, стикеры цветные, Девичьи мечтания привозные, Запахи, прилипшие к паркету, Ветер, задохнувшийся в пакете, - Все они вошедшего встречали, На воспоминаниях качали, Помечая в памяти края: «Здесь был я».
А в углах уже темнел раскол Словно кто-то воздух распорол.
Там пространство, солнцем залитое, Падало в беспамятство крутое.
Ничему уже не веря, никому вы всего лишь только звери звери дому моему не великая потеря.
Было так: я попытался. ночь стемнела, я остался с мошкарой у ночника, разговоры их звеня. лапки грел, в экран смотрел, не толкался, не кусался, вовремя благоговел. а потом я оказался в логове у паука и оттуда я смотрел как они в экран смотрели лапки грели. пили-ели. кем-то заменив меня.
Так что я ушел чуть раньше хамовитая свыня и живете как хотите жрите время без меня.
